Молчать нельзя проститься

21 января 1982 года в газете «Правда» вышел некролог о моем деде, генерале армии Семене Кузьмиче Цвигуне, первом заместителе председателя КГБ СССР и члене ЦК КПСС. Однако новость об этой неожиданной для всех смерти в тот момент уже широко распространилась не только по Москве, но и по всему Советскому Союзу и даже за его пределами. Вместе с известием о кончине деда поползли нехорошие слухи о ее причинах: одни разговоры были продуктом стихийного сарафанного радио и естественной тягой некоторых людей порассуждать и пофантазировать, а другие сплетни были вброшены искусственно. Так или иначе, но ситуация нагнеталась день ото дня. Никто ничего толком не знал и не понимал, версии множились, а на верхушке власти сильно тревожились за новый расклад сил в связи с внезапным исчезновением с политической шахматной доски такой крупной во всех смыслах фигуры, как мой дед.

Люди «в осведомленных кругах» ощущали явную напряженность и неопределенность. В те дни, когда формально уже никто ничего Семену Кузьмичу не был должен и ничем не был обязан, слова прощания и соболезнования его родным гораздо больше говорили о тех, кто их произносил или писал, чем о самом почившем Цвигуне. Я назвала эту публикацию «Молчать нельзя проститься» – в этой фразе каждый, знавший моего деда, сам для себя решал в те дни, где ставить запятую.

Посланий в адрес моей бабушки и родных пришло тогда огромное количество, целые горы – правительственные телеграммы, срочные и простые телеграммы, официальные письма на бланках с символикой иностранных государств и краткие записки на чистых листах бумаги формата А4, тексты, отпечатанные на машинке и написанные от руки. При этом объем этих обращений мало зависел от силы выражаемых чувств. В скупых строчках режиссера Григория Александрова или композитора Вениамина Баснера заключено не меньше боли и сочувствия, чем, например, в подробных двухстраничных телеграммах пограничников Забайкалья.

Моя бабушка, Роза Михайловна Цвигун сохранила все эти соболезнования. Часть из них пришла напрямую в Комитет на Лубянку, потому что многие либо не знали домашнего адреса деда в принципе, либо не знали новый адрес по причине недавнего переезда моих родных незадолго до смерти деда. Пришедшие по адресу площадь Дзержинского, д. 2 послания передали потом бабушке в больших квадратных пронумерованных коробках из плотного бежевого картона вместе с детальным списком всех адресатов. Списков таких было несколько – отдельно правительственные, отдельно комитетские, отдельно иностранные и т.п. Воспроизведу для истории только одну из этих описей, тем более, что комитетский перечень адресатов являет собой буквально перепись высшего и среднего состава Комитета госбезопасности на всех региональных уровнях. Одних только телеграмм пришло в первые два дня свыше 400, о чем свидетельствует порядковый номер, проставленный карандашом на уголках этих почтовых отправлений.

Перебирая эти бумаги, которым теперь уже 40 лет, думаю о том, какой это все же особый вид коммуникации – письменные соболезнования. Это всегда тяжело, это требует усилий. Как писать, что писать и вообще надо ли писать сейчас, когда тело еще не  предано земле, или что-то попытаться выразить потом своими словами при встрече, если, конечно будет еще эта встреча?..

Показательно, что в числе первых на горе моей семьи откликнулись товарищи из соцлагеря, чьи официальные письма датированы уже 20 января 1982 года (дед скончался накануне, 19 января). Семен Кузьмич по долгу службы много работал по линии сотрудничества с главами госбезопасности соцстран, выезжал в командировки, нередко вместе с бабушкой, о чем я ранее уже писала в этом блоге. Читая теперь эти иностранные соболезнования, можно точно сказать, что контакты были установлены не просто формальные или строго деловые, но и личные, дружественные. Соболезнования глав госбезопасности ГДР, Болгарии, Чехословакии и других стран написаны очень тепло, а некоторые подписаны вместе с супругами высших чинов.

Для знающих немецкий язык приведу также оригинал письма Эриха Мильке:

Из ГДР в те дни пришло и письмо от Зигфрида Гелерта, начальника окружного УМГБ по Карл-Маркс-Штадту. Это человек необычной судьбы: родился в Саксонии, в 1943 г. призван в Трудовую службу Рейха, в 1944 г. – в вермахт. В 1945 г. был взят в плен Красной Армией, а уже через пять лет — в 1950 г. начинает службу в МГБ ГДР.

Оригинал на немецком языке:

А вот некоторые правительственные телеграммы:

Филипп Денисович Бобков, будущий первый заместитель председателя КГБ СССР, а в 1982 году еще начальник 5-го Управления (идеологического), прислал простую короткую телеграмму. Именно он в своих интервью много лет спустя будет зачем-то говорить, что Цвигун не воевал, чем даст богатую почву для спекуляций многих СМИ. О том, где и как воевал мой дед сегодня написано и сказано уже много, в том числе и в этом блоге («Военная биография Семена Цвигуна», «Воспоминания деда об обороне Одессы», «Цвигун, Бобков, Госкино и Эксмо», «День Победы и «Вечерняя Москва»).

Некоторые телеграммы посылали коллективно, желая подчеркнуть сплоченность перед обрушившимся горем. Одну из таких совместных телеграмм прислали поэт Сергей Михалков, режиссер Юрий Озеров и другие известные деятели советской культуры

Сохранилось и письмо от главного военного прокурора А. Горного. Думаю, он был более чем осведомлен о случившемся с моим дедом. К сожалению, когда в 2018 году я сделала запрос в главную военную прокуратору, чтобы получить материалы доследственной проверки по факту смерти моего деда, погибшего при до сих пор невыясненных обстоятельствах от выстрела в голову из пистолета своего водителя, то получила официальный ответ: мне сообщили, что в архивах главной военной прокуратуры России никаких сведений, касательно смерти С.К. Цвигуна не имеется. Об этом я написала в очерке «Дополнительные обстоятельства».

В завершение хочу поделиться одним из списков тех соболезнований, которые были направлены в адрес Андропова и в которых содержалась просьба передать соболезнования семье С.К. Цвигуна в связи с его кончиной. Список на трех страницах:

Я показала лишь некоторые послания из огромного архива сохранившихся соболезнований, но не стоит искать какой-то особый умысел в критериях этой подборки. Есть ли среди них те или иные телеграммы и письма я не отвечу. Многие близкие и друзья выражали свое сочувствие и поддержку только лично или по телефону. Некоторые отошли в тень до поры до времени или навсегда. Этот день 19 января 1982 года очень многое безвозвратно поменял в жизни моей семьи и моей собственной. Эхо тех событий в той или иной степени я ощущаю до сих пор. Эти отголоски влияют на самые разные сферы моей жизни. То, что случилось с моим дедом тогда, январским вечером 1982 года на подмосковной даче в Усово, и то, что послужило причиной трагедии — вся эта история не окончена, страница не перевернута. Часть документов, в которых ответы содержатся, засекречена с грифом «хранить вечно», а другая часть утрачена, уничтожена или находится не там, где должна быть. Прошло 40 лет. Сколько еще должно пройти, чтобы ответы были получены и будут ли они получены вообще — неизвестно. Но я умею ждать, а неизвестность еще не значит безнадежность.

Автор — Виолетта Ничкова

Использование материалов сайта разрешено только при наличии активной ссылки на источник