Долгие и теплые августовские вечера на подмосковной даче в поселке Усово в середине 1970-х гг.: взрослые во дворе раскочегаривают большой самовар, а я, малолетняя «кнопка», помогаю закидывать шишки в высокую трубу, которая этот самовар венчает. Из трубы уже идет дымок и характерный запах «дачного уюта». Сейчас все вместе будем пить чай! Соберутся и бабушка с дедушкой, и родители, и дядя с тетей, и двоюродный братик, а еще и гости, может, заглянут. До темна будем сидеть на пеньках вокруг круглого деревянного стола, отмахиваться от комаров, слушать рассказы взрослых, которым будет аккомпанировать целый оркестр кузнечиков (или цикад?), шутить, смеяться, размачивать сладкие сушки в горячем чае и с удовольствием их смаковать. И сердце будет замирать от желания задержать этот вечер подольше и не слышать призыва идти ложиться спать…
Мой дед, Семен Кузьмич Цвигун, я, мой двоюродный брат Сеня, бабушка Роза. На даче в Усово, середина 1970-х гг. Фото из семейного архива
Дача — понятие, которое у меня неразрывно связано именно с детством, причем почему-то именно с августом, с уютными семейными посиделками на закате, в которых все было про неспешность и, как мне кажется, безмятежность тоже. Это что-то настолько русское, как «авоська». С дачей связаны детские мечты, какие-то смутные надежды, «сбудется- не сбудется?», необъяснимая радость от предвкушения чего-то хорошего и светлого, что обязательно должно с тобой приключиться, и ощущение безопасности, которое начнешь осознавать и ценить, только когда его утратишь. С возраста двух месяцев и до своих 7 лет я жила на даче в Усово вместе с дедом, Семеном Кузьмичом Цвигуном и нашей большой семьей. Именно там в январе 1982 года трагически оборвется его жизнь. Но в середине семидесятых годов беды ничто не предвещало.
Семен Кузьмич Цвигун со своей дочерью Виолеттой (моей мамой). На даче в Усово, середина 1970-х гг. Фото из семейного архива
На участке помимо дачи у нас был еще курятник, куда я каждое утро ходила с небольшим синим ведерком, на котором была нарисована большая белая ромашка. Я со всей ответственностью собирала яйца, нахваливая своих курочек, и ведерко мое всегда было полным. Курочки в буквальном смысле были моими, потому что цыплят мне однажды подарили на день рождения, а потому они выросли на моих глазах. Были у нас и белки, целых две. Одна жила в большом вольере рядом с погребом, где хранились легендарные соленья моей бабушки — помидоры с чесночком, квашеная капуста, грибочки… А вторая белка приходила к нам на участок из леса. Мы с дедом клали на скамейку перед домом орешки или какую другую, подходящую для белок (по нашему мнению) еду и, отойдя чуть подальше, любовались, как белка наши подношения поглощает. Был и кот Рыжик, которого потом увековечит на своей картине Шилов, и соседский кот Барсик. А еще было томительное детское ожидание — когда же все снова соберутся вместе? Когда, наконец, все приедут с работы? Когда снова будет лето? И когда опять будем ставить самовар, ведь вот оно, лето уже вновь пришло!
Автор: Виолетта Ничкова
