Это был хороший день. Поздняя весна или ранняя осень? Точно не разобрать, а на обороте старых фотокарточек не осталось надписей. В ведомственном дачном поселке Усово в момент съемки было солнечно, но прохладно: дамы позируют в элегантных кофтах и плащах, мужчины — в строгих костюмах и галстуках. У всех отличное настроение, особенно у главы советской внешней разведки — начальника ПГУ КГБ СССР Владимира Александровича Крючкова — его улыбка самая лучезарная и заразительная. Вот он вместе с моей бабушкой Розой Михайловной Цвигун и своей супругой Екатериной Петровной.
Больше десяти лет Крючковы и Цвигуны были соседями по даче, жили на одном дачном участке, дружили семьями. Бабушка очень тепло относилась к Екатерине Петровне, а о старшем сыне Крючкова даже написала рассказ «Мой сосед Алешка», который был опубликован.
По какому случаю была проведена эта фотосессия, что отмечали, что праздновали? Теперь уже вряд ли узнать. На фото среди гостей замечен Николай Павлович Емохонов, председатель Научно-технического совета КГБ СССР и начальник 8-го Главка ведомства. Одно ясно, что это семидесятые годы, когда Семен Цвигун был первым заместителем председателя КГБ СССР Ю.В. Андропова.
А тридцать лет спустя Владимир Александрович Крючков дал мне большое интервью для документального фильма «Генерал Цвигун. Последний выстрел» (2004 г.). Причем записывать интервью пришлось дважды. Потому что кассеты с первым интервью оказались размагниченными (отдельная история, не относящаяся к сегодняшней публикации) и мне пришлось просить бывшего председателя КГБ СССР (эту должность Крючков занимал в 1988-1991 гг.) о повторной съемке. И он не отказал! Приехал снова, несмотря на проблемы со здоровьем — уже сгорбленный, с шаркающей походкой человека, явно страдающего радикулитом, опять занял место перед телекамерами и рассказал все с самого начала, причем даже более подробно и интересно, чем в первый раз. Это поступок. И я благодарна за него Владимиру Александровичу.
В фильм, хронометраж которого был ограничен 44 минутами, вошло не так много фрагментов из моего почти полуторачасового разговора с Крючковым. Сегодня, в 106-ю годовщину со дня рождения моего деда, я хочу опубликовать это интервью полностью. О работе Крючкова с Цвигуном, об отношениях деда с Андроповым и сослуживцами, о расслоении в КГБ, о разведке и контрразведке, о полномочиях деда в ранге первого зама главы госбезопасности, о его характере и семейной жизни, о творчестве и принципиальности, о деле Галины Брежневой и болезни Семена Кузьмича, о крушении СССР, «перерожденцах» и о том, что Крючков написал о моем деде в своей книге.
В текстовой расшифровке интервью не осталось моих вопросов, поэтому я дополнила ответы Крючкова тематическими подзаголовками или вопросами, восстановленными по памяти. Также я добавила в расшифровку второго интервью некоторые воспоминания Крючкова из первого интервью, объединив их в единый текст, но в целом обе записи почти идентичны, т.к. опросник не менялся. В некоторых местах я даю краткие комментарии, необходимые по контексту. Предупреждаю, что это очень большое интервью. Для удобства я выделила жирным шрифтом наиболее цепляющие высказывания.
Полная расшифровка моего интервью с Владимиром Александровичем Крючковым, записанное во время съемок документального фильма «Генерал Цвигун. Последний выстрел» в феврале-марте 2004 г. в Москве.
О ЗНАКОМСТВЕ С ЦВИГУНОМ И ПЕРВЫХ ВПЕЧАТЛЕНИЯХ
Я встретился с Семеном Кузьмичом первый раз в жизни в июне 1967 года. Я только пришел на работу в органы, и мы у Юрия Владимировича Андропова с ним встретились. Разговорились, да. Но что на меня произвело особо большое впечатление? Вы знаете, как-то звучала чуткость из уст этого человека, внимательность, корректность. Он охотно отвечал на вопросы, очень тепло говорил о тех республиках, где он работал когда-то, стал спрашивать меня и говорил, что он с войны не приезжал в Москву. Ожидал здесь перемен в своей карьере. Потом он был у Андропова, была у них беседа не очень длинная. Но по тому времени немаленькая. Около часа они проговорили. Он вышел оттуда, с одной стороны вроде и (неразборчиво – прим. В.Н.)…. А с другой стороны, на подъеме, сказал, что я дал согласие, так что будем работать вместе. А потом мы уже с ним встречались каждодневно, не исключая субботние и воскресные дни, потому что работы было очень, так сказать, много и так далее. И первые мое впечатления о нем положительные, они усилились. Я сохранил их до сих пор. Относился к этому человеку с большим уважением. И сейчас я вспоминаю о нем, по-доброму вспоминаю, потому что я считаю, что он другого просто не заслуживает.
ОБСТАНОВКА В КОМИТЕТЕ, КОГДА ЦВИГУНА ПЕРЕВЕЛИ В МОСКВУ
Немножко расскажу про ту обстановку, которая была характерна в те годы. Я бы не сказал, что была обстановка чрезвычайно напряженной, тяжелой. Для него было необычно, потому что еще не все было ясно. Все-таки к руководству страны пришли новые люди. А новые люди принесли так сказать новую политику. Одни их поддерживали, другие относились настороженно и в комитете госбезопасности тоже было расслоение. Одни ориентировались на одних, другие на других. Были те, которые безраздельно поддерживали Брежнева. Но были и такие, которые не поддерживали его. Потому что те, кого в 67-м году сменили, они ориентировались на определенный круг лиц. И это отражалось, бесспорно, на ситуации.
И вот на Цвигуна смотрели как на человека, который однозначно ориентируется на Брежнева. Это верно. Но вы знаете, я бы здесь сделал даже одно уточнение. Дело в том, что Семен Кузьмич он ориентировался на Брежнева, это верно, но он прежде всего ориентировался на советскую власть. Он говорил: для меня самое главное, чтобы была… советская власть, все остальное, говорит, не так важно. Он всегда это говорил. Я думаю, что смысл, серьезное значение его слов надо все-таки понимать. И те, некоторые, кто полагали, что пришел Цвигун, сторонник Брежнева, сейчас начнет … проводить чистку и так далее, но этого не было. Потому что его такие знаете человеческие качества, объективность они сказывались. И поэтому никаких гонений, никаких счетов не было. А когда он был на посту председателя КГБ, вот в Азербайджане, в Таджикистане, когда уезжал в Молдавию, то у него с одними складывались отношения, с другими не складывались. Те, которые с ним как-то знаете не очень так … относились, они струхнули, испугались немножко. Но никаких санкций, ничего не последовало.
Это первое и второе, знаете, он умел допустим прощать те или иные вещи, которые касались отрицательно лично его да, поэтому ни о какой мести даже речи не было да. Прошло немного времени, примерно полгода, тут все поняли, что с ним можно работать, и все короче… как-то отошло в сторону,
ПОЛНОМОЧИЯ ПЕРВОГО ЗАМА И ОСОБЕННОСТИ РАБОТЫ
Его назначили сначала заместителем председателя комитета госбезопасности СССР. И потом прошло немного времени, я уж не помню сколько именно, и он стал первым заместителем. И права первого заместителя были очень большие. Он заменял Андропова, когда тот был в отпуске или там по другим причинам отсутствовал. Да. Это нагрузка конечно огромная. Потому что все, весь основной поток информации шел на председателя, на Цвигуна и это стоило конечно огромных усилий. Он занимался всеми буквально участками, поднаторел в этом плане, и вот каких-то особых проблем, неразрешимых я не видел. Он решал все правильно. Имел отношение к деятельности всех подразделений комитета госбезопасности. А когда он был просто заместителем, он курировал отдельные направления и все. А когда стал первым заместителем, то он уже имел отношение ко всему буквально.
Что отличало его в работе? Во-первых, конечно, знание чекистского дела. Надо прямо сказать, что он, конечно, хорошо знал основные аспекты нашей деятельности. И посмотрите, Семен Кузьмич Цвигун работал на Украине, потом в Молдавии на посту руководителя комитета госбезопасности Молдавии. Затем в Душанбе, Таджикистан и затем в Баку, Азербайджан. Три республики, это большое дело. То есть, вы знаете, это был такой багаж знаний, опыта, которые ему здорово помогали в работе.
Но хотел бы обратить внимание на другую деталь, вот на другой аспект деятельности Семена Кузьмича в органах безопасности. Вы знаете, он умел находить подходы к людям самых разносторонних привычек, обычаев, нравов, вот. И везде он пользовался большим уважением, и в Молдавии, и в Таджикистане, и в Азербайджане. Везде, где он только ни работал да. Он мне рассказывал много о своих взаимоотношениях с местными товарищами. Говорил, что надо обязательно учитывать, но с ними не ссориться. И он умел это делать вот. Он говорит: во-первых, надо учитывать темперамент допустим таджикских товарищей или азербайджанцев. Вот придет такой разгоряченный товарищ, вот, поговорить о том…. Он его успокоит, поговорит с ним, он уйдет такой умиротворенный, потом все встает на свои места да. И когда он работал в республиках, у него сохранились тесные отношения с товарищами с мест. Они приезжали в Москву и рассказывали ему какое положение дел в его республиках, о котором другим путем просто и узнать никогда не смогли.
И, кстати, Андропов подмечал, говорит, что Семен Кузьмич, он говорит, удивительный человек. Он, говорит, глубокий интернационалист. А тогда для нас это имело огромное значение, потому что мы же многонациональное государство. Вот у нас много наций, национальностей. Народностей. И Семен Кузьмич умел вот находить подходы к ним. Я скажу для комитета это было большое значение. Он вот, например, часто говорил, что вот надо думать над тем, чтобы привлекать к работе в органы КГБ лиц разных национальностей, иначе он говорит, мы просто не укрепим нашу национальную безопасность, да. Вот такие, значит, моменты мне запомнились на всю жизнь из общения с Семеном Кузьмичом.
Он вы знаете, обладал еще одной особенностью. Он умел слушать. Это редкое качество. Вот, то есть нечастое качество. Он умел слушать. Внимательно, порой так спрашивал, задавал вопросы. Вот это было хорошо.
Но надо, конечно, на два периода разделить всю работу Семена Кузьмича. Первый период он был здоровым человеком, работал день, ночь. У него, казалось, ничего кроме работы не было. А второй период, когда он уж заболел, это надо просто учитывать. Но будучи больным, он старался изо всех сил выполнять свои обязанности. Это ему удавалось в какой-то мере до тех пор, пока болезнь не скрутила его окончательно.
ОБ ОТНОШЕНИЯХ С АНДРОПОВЫМ
Я думаю, что отношения с Андроповым у него складывались нормально. Ну, во-первых, вы знаете, у него не было каких-то панибратских отношений со своими подчиненными. Это и хорошо. Вот, кстати, у Цвигуна тоже не было панибратских отношений с подчиненными. С Андроповым у него подолгу порой сидели в кабинете вдвоем, судили и рядили о тех или иных вопросах да. И всегда приходили к общим точкам зрения.
Если он допустим с чем-то был не согласен, он приходил и к Андропову. Это я знаю со слов Андропова, и высказывал свою точку зрения и спустя буквально несколько месяцев, всем было понятно, что Андропов и Цвигун – единомышленники. Все знали, что Андропов тоже ориентируется на Цвигуна, то есть на Брежнева, как и Цвигун.
Андропов был на ты с Цвигуном. Семен Кузьмич был всегда на вы. Вот, но иногда, когда была официальная обстановка, Андропов переходил на вы. Но это было редко. Большей частью Андропов общался с Цвигуном на ты. Более того, я думаю, что он был с Цвигуном откровенен, и я думаю, что никто не имел никаких оснований что-то такое говорить Андропову, что вызвало бы у него опасения, подозрения в отношении Цвигуна. Я таких проблем так сказать не видел да.
У меня были довольно-таки откровенные отношения с Андроповым. Но вы знаете, я не помню, чтобы когда-то Андропов высказался как-то негативно в адрес Семена Кузьмича. Ничего подобного. Он говорил, что он знает чекистское ремесло прямо с маленького уровня до высокого. Вот на него говорит, можно положиться да. И главное подкупает его уважительное отношение к товарищам. Если допустим он был недоволен работой кого-то, он сначала разбирался в чем дело, если допустим, так сказать, можно было подправить человека, он это делал, подправлял, да. Причем я не замечал, чтобы он кому-то грубил, грубо осаживал. Нет, ничего подобного. Он умел. Он был очень тактичным человеком да. Ну и потом надо сказать прямо, что он воспитывал таким своим качествам. Семен Кузьмич был глубоким патриотом. Он был всегда патриотичным таким, он любил родину. Вы знаете, ему принадлежит такое высказывание, которое я запомнил на всю жизнь и часто им пользовался сам лично. Вот я всегда подчеркиваю авторство Семена Кузьмича. «Пусть на меня обижается кто угодно, лишь бы только не обижалась советская власть!». Понимаете, какой смысл в этом выражении! Я скажу, что, когда вот мне приходилось с кем-то беседовать и кого-то осаживать, я вспоминал эту фразу, почему? Потому что это сказал Семен Кузьмич. Человек, которого по праву можно назвать глубоким интернационалистом. Так что он был большим патриотом.
ЦВИГУН И БРЕЖНЕВ: «ОКО ГОСУДАРЕВО В КГБ»
Вы знаете, слухов было много. Если я начну перечислять, что говорили и как говорили, это будет, во-первых, трата времени раз. А, во-вторых, значит это столько небылиц, много было. Он ко всему относился спокойно, улыбался, к Брежневу он всегда относился с уважением. Он считал, что это лидер нашей партии. Лидер государства. Потому надо к нему относиться подобающим образом. Брежнев познакомился с ним впервые в Молдавии. И тогда у Брежнева осталось о нем хорошее мнение как о добросовестном работнике, опытном чекисте, человеке, на которого можно положиться. И когда Брежнев оказался на посту первого лидера нашей страны, он вспомнил об этом и порекомендовал Юрию Владимировичу взять его. Андропов навел справки, получил положительные ответы. Вот и с удовольствием воспользовался предложением Брежнева.
Но нужно иметь в виду следующее обстоятельство. Вы знаете, тогда в то время у нас была принципиальная кадровая политика. И допустим, руководитель министерства, какого-нибудь ведомства, учреждения себе заместителей не подбирал. Ему подбирали. Это был глубокий смысл. Это было абсолютно верно. Вот так и здесь получилось. Но тем не менее, значит вот мнение Брежнева и мнение Андропова в данном случае совпали. Андропов охотно взял к себе на работу Семена Кузьмича и никогда об этом не жалел.
Но когда заболел Семен Кузьмич, он выражал большое сожаление по поводу его болезни. Цвигун уже в конце пребывания на работе в комитете заболел, Андропов переживал. Ему было жалко его да. Вот я думаю, что он догадывался о том, что болезнь тяжелая, вот. И Андропов говорил, ну что же, говорит, он будет на этом посту столько времени, сколько только сможет, так сказать никакого вопроса о том, чтобы освободить его, переместить на другое место и уступить место другому, у Андропова и в мыслях этого не было.
Хотя последние несколько месяцев было видно, что Семену Кузьмичу уже очень трудно. Это было видно. Да, кстати, я вспомнил, знаете, как-то раз мы сидели с Семеном Кузьмичом, говорили за жизнь и он сказал: да, говорит, что-то прижимает говорит, то там болит, то там болит. Вот, но хотелось бы еще раз поработать, но посмотрим, как пойдет дело дальше, а то видимо надо будет о чем-то и подумать. Вот уже такое даже в голове у Семена Кузьмича было. Он понимал конечно, что ему тяжело.
ЦВИГУН И РАЗВЕДКА
Я тогда уже работал не в центральном аппарате, а работал в разведке. Ну приезжал, когда с докладом по тем или иным делам, я заходил к нему. Кстати, в разведку Семен Кузьмич часто приезжал. Принимал участие в открытии, по-моему, комнаты-музея нашей разведки (подробнее об этом я писала в публикации «На переднем крае борьбы». Речь Цвигуна на открытии кабинета славы сотрудников внешней разведки» — прим. В.Н.). Потом мы посадили большой сад в разведке и там есть дерево, которое посажено Семеном Кузьмичом. Мне сказали, что оно до сих пор растет это дерево. Потом он приезжал на встречи с делегациями, на другие наши мероприятия общеразведывательного характера. Выступал нередко он перед нашим коллективом. Так что в разведке Семен Кузьмич был как бы человеком, знакомым для всех.
ЧТО КУРИРОВАЛ ЦВИГУН В РАНГЕ ПЕРВОГО ЗАМА АНДРОПОВА
Ну, во-первых, контрразведка — это огромная, так сказать, область работы. Большое подразделение, вот, сверху и до низу. И снизу до верху. Борьба со шпионажем, борьба с диверсиями и так далее. Семен Кузьмич был опытным человеком и в центре, и на местах. Все-таки он работал в трех республиках, это большое дело. Нельзя недооценивать. Вы знаете, без работы допустим в центральном аппарата еще можно как-то обойтись, а без работы вот в местных органах, тем более республиканских, пожалуй, в нашем деле, в нашей области не обойдешься. Вот так что он курировал всю работу контрразведывательную. Мне кажется, что он умел как-то выискивать главные звенья, зацепив за которые, как говорится, можно выйти, вытянуть всю цепь.
Потом у него были другие направления, в частности пограничники. Это огромная область работы. Ведь у нас пограничников было почти столько же, сколько было сотрудников других подразделений комитета госбезопасности. Это огромная область. Вот и по финансовым затратам, по кадровым затратам да. Но пограничную службу он знал великолепно, потому что работал в трех пограничных республиках — Молдавия, Азербайджан и Таджикистан. Он много мне рассказывал о том, как он организовал работу по охране границы. Он поднимался, в Таджикистане работая, на высоту почти 4,5 тысячи метров. Причем вот … три дня…… но надо все-таки терпеть было. И работу пограничника он знал не понаслышке, а потому что видел, чувствовал. Направлял ее так. Так что я два примера привел. Причем, когда возникали какие-то ситуации на границе, мне кажется, все это помогало ему определять верное направление работы. Я думаю, что эта работа ценилась и Юрием Владимировичем Андроповым.
Еще ему дали знаете, когда летом 67 года пришел, ему дали ну как сейчас называют… социальную сферу. Это работа подразделений комитета, которые занимались обслуживанием. Это очень важно сейчас, я думаю, что он поднял его. Он поднял и общественное питание, значит, у нас там и еще кое-что и это сразу выглядело как некое проявление заботы о коллективе. И это тоже ценили.
ОБ ОТНОШЕНИИ К ЦВИГУНУ, КОГДА ЕГО ПЕРЕВЕЛИ В МОСКВУ
Я думаю, что нельзя наверняка всем нравиться, наверное, кому-то он и не нравился да. Но думаю, такое чисто обывательское отношение, что ли. Вот, мол где-то работал там, а я мол здесь, вдруг он пришел и стал выше меня и так далее. Ну, я думаю, что это люди мало чего понимающие в тот момент. Нет, я бы не сказал, чтобы допустим какие-то разговоры шли с неприятным оттенком в адрес, этого не было. Чего не было, того не было.
ОБ ОТПОРЕ МИНИСТРУ БОЛГАРИИ
Приехала к нам делегация во главе с министром внутренних дел Болгарии. Шли переговоры, обмен опытом работы. Затем был дан прием в честь этой делегации. На Колпачном переулке был такой гостевой дом, не знаю сейчас есть он или нет. И у нас с Болгарией были такие тесные, братские отношения. Они братья, мы братья. Они называли нас братушками. Мы тоже их так называли. И вот во время приема этот министр, не буду называть фамилию, — прошло время, может он и сейчас что-нибудь там делает — как-то неодобрительно высказался по нашему адресу. Критически высказался. Ну все обратили внимание: не туда поехал товарищ, братушка наш. Да. Думают, чем это все кончится. Семен Кузьмич выслушал его. Потом взял слово. И дал ему отповедь, дал ему отпор. В выражениях культурных, но решительных. И сказал: непозволительно так говорить о нашей стране, никому, тем более что все это инсинуации, с которыми мы не можем согласиться. Я должен вам как брату, как брат брату сказать, что такое допускать нельзя высказывание.
Все, конечно, замерли. Думают, чем все дело кончится. Министр замолчал. Разумеется, доложили об этом Андропову. Андропов с сомнением отнесся, надо ли было давать ему отповедь? И сказал: Семен Кузьмич, может вам извиниться перед ним? За что, говорит извиняться? За то, что я отстоял честь своей страны? Не буду извиняться. Если прикажете, дело другое, да. Но получилось так, что министр одумался, пришел к Семену Кузьмичу, попросил прощения и на одном мероприятии вообще громогласно об этом заявил. То есть он понял. Но мы знаем, что члены делегации, этому министру дали как надо. И в общем-то Семен Кузьмич оказался победителем в этом вот диалоге с министром внутренних дел. Я, например, вспоминаю этот случай нередко и считаю, что эта принципиальная позиция отражает суть Семена Кузьмича: пусть на меня обижается кто угодно, только не советская власть.
Вы знаете, он вообще-то был дипломатом. Я его способностям дипломатическим просто порой поражался. Как он здорово говорил. Сам когда-то был на дипработе. Но вместе с тем, вы знаете, он от принципиальных вопросов не уходил. Если допустим он чувствует, что нарушается какой-то принцип, если нарушаются наши интересы, он не уходил, он обязательно скажет об этом.
Вот был такой случай я помню. На одном приеме в Кремле мы подошли с Семеном Кузьмичом, не подошли, а оказались рядом с делегацией московского горкома партии и там была женщина секретарь горкома партии, которая по поводу одного предложения о советском народе как-то не очень лестно сказала. Подумайте, говорит, народ. Что такое народ? Надо говорит, разобраться, люди там разные бывают. А Семен Кузьмич говорит: можно, говорит, я два слова скажу? И сказал следующее, что это тот говорит, народ, который вас защитил в великую отечественную войну, понес большие потери, но вот честь и славу сдержал, да. Это тот народ, который в мире один….. вот народ. Я подумал: молодец какой. Потому что другой промолчал бы, отошел и все. А он значит вот с большим тактом об этом сказал. Хотя это была женщина.
ЦИНЕВ И ЦВИГУН — ДВА «БРЕЖНЕВСКИХ» ЗАМЕСТИТЕЛЯ АНДРОПОВА
Вы знаете, я думаю, что их не спутаешь. Не потому, что один был большой, другой был маленький, дело не в этом. А там были разные люди по менталитету, вот и того, и другого так сказать уже нет. Но по нашим обычаям, по нашим традициям, как-то не принято говорить что-либо. Но я скажу, что я душой и сердцем стремился к Цвигуну.
Отношения между Цвигуном и Циневым, я думаю, что особой сердечностью они не отличались. Во всяком случае, вы знаете, Цвигун что думал, то и говорил. С ним было интересно беседовать, потому что знаешь, что за этими словами скрываются истинные чувства человека да. Он не юлит, он так сказать не приукрашивает ситуацию, он как думает, так и говорит. Такую позицию свою и высказывает. А он может встать, высказаться с каким-то предложением, которое на первых порах далеко не все поддерживают да. Вот в этом отношении, мягко выражаясь, Цинев был куда большим… дипломатом, поэтому так сказать, когда он что-то говорил, нужно было обязательно подумать, а что за этим скрывается на самом деле.
Но и Цвигун был корректен по отношению к нему, не задирался, хотя учился, … не обижал его. Особой любви между ними так сказать не было. Но это не была какая-то ревность за положение служебное, нет. Я думаю, что Цинев для Цвигуна угрозой не был в этом плане.
О ФИЛЬМЕ «СЕМНАДЦАТЬ МГНОВЕНИЙ ВЕСНЫ»
Инициатором того, чтобы Семен Кузьмич курировал работу по созданию фильма, был консультантом «Семнадцати мгновений весны» был Андропов. И после Андропов не раз говорил, как я говорит, все-таки не ошибся. Все-таки, какой фильм получился! Фильм действительно получился. Правда вставал вопрос, я помню, как указать фамилию старшего консультанта? И назвали Мишин. Хотя я думаю, что надо бы написать было тогда Цвигун и все. И по крайней мере сейчас написать.
Я думаю, что он, во-первых, не выкручивал руки постановщикам фильма, артистам. Он дал советы по отдельным эпизодам, по отдельным направлениям деятельности, и это здорово получилось. Я думаю, довольны были все. Я говорил потом и с женщиной-режиссером, и она восторгалась значит вот, благодарила за ту помощь, которую он дал. Потом он написал книгу. Одну, вторую книгу написал. Ну что же, если пишется, почему нельзя писать? По крайней мере сейчас о чекистах будут судить не только по тому, что известно, но и по тому, что написали чекисты, в том числе и Семен Кузьмич. Так что я считаю, что все нормально.
СЕМЕН ЦВИГУН КАК СЕМЬЯНИН
Ну я хочу сказать, что, во-первых, Семен Кузьмич, был, я бы сказал, идеально примерный семьянин. Он любил жену, детей. Внуков. Был заботлив. Вы знаете. Мне кажется, в житейских делах не требователен. Да. Если допустим кто-то заболевал, он очень беспокоился. Я думаю, что всем своим примерным поведением он воспитывал свою семью. А примерное поведение – это лучшая форма воспитания всей семьи.
РАЗГОВОРЫ О КОРРУПЦИИ ЦВИГУНА
Я считаю, что все это домыслы, самая настоящая чепуха. Я видел Семена Кузьмича в жизни. Мы действительно вот на одной дачной площадке жили, по-моему, 10 или 11 лет. Видел в чем он ходит, как он одевается. Вот так что о никаких там крупных денежных тратах и речи быть не может. Я считаю, что это просто самый настоящий так сказать навет, на который не нужно обращать никакого внимания. Если допустим он бы жил на широкую ногу, и у него были какие-то излишества, это было бы заметно. Этого не было заметно совершенно. Это я говорю как человек, который был недалеко от него в жизни вот. И если допустим сказать, вставала какая-то проблема перед сыном, перед дочерью, да, он принимал деятельное участие, но давал им возможность самим, как говорится, выкручиваться, жить, пробивать себе дорогу в жизнь. Так что я считаю то, что Семен Кузьмич был хорошим семьянином, за что мне от своей жены часто доставалось, это правда, на самом деле так.
О СЕРГЕЕ КОНДРАШЕВЕ, КОТОРЫЙ В ОДНОМ ИЗ ИНТЕРВЬЮ ГОВОРИЛ, ЧТО ЦВИГУН НА ДАЧЕ ГУЛЯЛ С ПИСТОЛЕТОМ В КАРМАНЕ
Я думаю, что об этом Кондрашеву говорить не стоило. Вообще не стоило говорить. Семен Кузьмич иногда вечером выходил на улицу с пистолетом. Правильно делал, потому что были случаи, когда он вместе с сыном поймал одного проходимца там и неизвестно, с какими целями он проник на этот дачный поселок. И чего тут страшного? Я в мыслях не допущу, чтобы можно было, какие-то основания обвинять Семена Кузьмича в трусости. Он был смелым человеком.
ОБ ОХРАНЕ
Охраны не было. И у него не было охраны, и в поселке не было охраны, и замков таких не было какие сейчас, и железных ворот не было. Ничего так сказать не было. Тогда не было охраны, да. А сейчас, вот, смотришь, одна машина, вторая машина, третья машина. Я наблюдал как-то выезд Березовского из своей конторы. Это было несколько лет назад, так его, наверное, человек 18 сопровождали. У Брежнева не было столько охраны.
А потому что обстановка была другая. Кардинально другая. А сейчас заселяют дом и начинают с чего? Ни с сада вокруг дома, а с железных дверей. Сигнализация. Это страшная была история. Люди вносят последние средства, последнюю копейку в это дело. Потому что понимают, что за этим скрывается безопасность жилья.
О ТОМ, ЧТО СУСЛОВ, ЯКОБЫ, ВЫЗВАЛ К СЕБЕ ЦВИГУНА ИЗ-ЗА ДЕЛА ГАЛИНЫ БРЕЖНЕВОЙ, А ДЕД НЕ СМОГ ЭТОГО ПЕРЕЖИТЬ
Да не ходил он! Да нет, ну, что вы? Во-первых, и Суслов не тот человек. И Цвигун не занимался этим (делом Галины Брежневой – прим. В.Н.) совершенно. И вообще комитет госбезопасности лицами такой категории вообще не занимался. Потому что по закону нам было это запрещено. Это не наша епархия была. Это партия, Центральный Комитет, Политбюро и так далее. Здесь тоже очень много наплели такого, вот с чем просто нельзя никак согласиться.
Домыслы. Самые настоящие домыслы. Я о себе прочитал такое, что просто диву давался, как можно все это дело придумать. Я насмотрелся. Начитался такого об Андропове! Я просто поражаюсь, в чем только его ни обвиняют, и что только ни приписывают да. И действительно я о Цвигуне это читал. И об отношениях с Брежневым, и с Сусловым. Все это самый настоящий вымысел, чепуха. Ну были бы допустим факты, подтвержденные чем-то. Ведь нет же этого совершенно. Я считаю, что это просто исходит от лиц непорядочных, нечистоплотных, грязных вот, которым вообще пера нельзя давать ни в коем случае. А если дали, то ни в коем случае чтобы они не появлялись в печати.
ЗАНИМАЛСЯ ЛИ ЦВИГУН «ДЕЛОМ ГАЛИНЫ БРЕЖНЕВОЙ» («БРИЛЛИАНТОВЫМ ДЕЛОМ»)
Если бы занимался, я бы знал, я все-таки был начальником секретариата, имел доступ к переписке, ко всему делопроизводству, затем был начальником разведки. Не было этого дела. Галина Брежнева и Цвигун. Цвигун и Галина Брежнева это как небо и земля. Вот говорят, что якобы Семен Кузьмич был близок к Щелокову. У Щелокова дача была недалеко. Но я знаю, что Цвигун ни разу не был на даче Щелокова и Щелоков ни разу не был у него. А плетут там черти чего. Я думаю, что вот об этом надо как-то сказать в вашем интервью, чтобы люди просто понимали, что вот все это инсинуация.
КОМУ БЫЛИ ВЫГОДНЫ ЭТИ РАЗГОВОРЫ (О «ДЕЛЕ ГАЛИНЫ БРЕЖНЕВОЙ»)
Бросить тень на тот период на советскую власть. Опорочить тех, кто представлял эту советскую власть, кто боролся за нее так сказать вот, кто жил интересами советской власти. Опорочив отдельных лиц, можно опорочить и власть. Я считаю так.
ГОВОРИЛИ, ЧТО КГБ МОГ ЭТИМ «БРИЛЛИАНТОВЫМ ДЕЛОМ» ЗАНИМАТЬСЯ НЕГЛАСНО
Вы знаете, это тот вопрос, который как-то представить себе вообще невозможно, чтобы мы негласно занимались таким вопросом. Я должен коснуться одного большого вопроса в этой связи. Заслуга Андропова заключается в том, что когда он пришел в 67 году в комитет и проработал там 15 лет, так вот заслуга заключается в том, что он, прежде всего, ввел в работу, в жизнь комитета госбезопасности принцип законопослушания. Мы законы не нарушали, мы следовали им, потому что программа такая была раньше. Вот и я считаю, что вот Андропову помогали внедрить принцип законопослушания во всю нашу работу, во всю жизнь комитета такие люди, как и Цвигун. Так что говорить об этом вот на исходе пребывания Андропова в комитете госбезопасности. Это просто непорядочно, глупо и никак не убедительно.
СЛЕДСТВЕННЫЙ ОТДЕЛ КГБ КУРИРОВАЛ ЦВИГУН
Занимался. Занимался следственным отделом. Еще я кое-что там просто не перечислил. Да, занимался. Но я считаю, что он работу следственную знал. И в следственном отделе у нас каких-либо нарушений после прихода Андропова не было. И я об этом не только не слышал даже об этом. Дело в том, что по работе следственного отдела никаких нареканий, никаких ….
ЧЕМ ЗАКОНЧИЛОСЬ ДЕЛО ГАЛИНЫ БРЕЖНЕВОЙ
Во-первых, я не могу сказать, чем это дело закончилось. Никакого такого вообще дела не было о бриллиантах. Было дело, которое касалось отдельных лиц, которые занимались вот, допустим валютными делами да. И возможно они были знакомы с Галиной Брежневой. Я об этом уж не знаю. А во-вторых, это не приобрело таких масштабов…. Что оно потом было забыто после Брежнева. Наверняка к этому тоже вернулись бы. Но никто не вернулся, потому что не было этого. После Брежнева пришел Андропов, был год, после Андропова пришел Черненко, был тоже год. Потом пришел Горбачев. Если допустим было бы дело какое-то о бриллиантах, я вас уверяю, Горбачев бы не прошел бы мимо, не прошел. Потому что у него особое отношение не только к Брежневу, а к советской власти вообще. Чем хуже, тем лучше он считал.
ЧТО В КОМИТЕТЕ ГОВОРИЛИ О ЦВИГУНЕ И ЕГО СТРАННОМ НЕДОМОГАНИИ НЕЗАДОЛГО ДО СМЕРТИ
Ну сначала шепотом, тихо говорили. Потом это стало все шире и шире известно да. Все сожалели и все понимали, что это следствие болезни его (в 1971 году, за 10 лет до смерти дед перенес операцию по поводу рака легкого, но выздоровление, по словам его лечащего врача, академика Михаила Перельмана, тогда было абсолютно полным – прим. В.Н.). Я думаю, что вот последние, наверное, ну три, четыре, пять месяцев были очень тяжелыми. Он так крепился, вот силился. Это было заметно. Вот я как-то был у него, значит заметил. Пришел к Андропову, Андропов говорит: да, я говорит, тоже вижу. И иногда звонил Андропов ему. А тот не сразу брал телефон, потому что был в комнате [отдыха] и не получалось сразу. Андропов говорит: Семен Кузьмич, я просто так один вопрос хотел выяснить. Но ты не … я потом позвоню. То есть он его понимал как…. Все понимали, что это следствие болезни.
Но знаете вот я так вспоминаю, что, пожалуй, одно до последних дней у него присутствовало – это внимательное, чуткое отношение к товарищам по работе. Вот сам болеет, а сам спрашивает, а как у вас дела. Как самочувствие? Как семья? Это такое было. Это конечно трогало.
Я не помню какие диагнозы были. Я слышал, что болезнь тяжелая была. Наверное, вашей семье это лучше известно, чем мне. Иногда правильно называли болезнь. Угадывали. Люди не знали. Я не хотел бы подробно разбирать эту тему, потому что она касается, знаете, сокровенных вещей. Я только помню, когда писал вот ту часть книги, которая касалась Семена Кузьмича, я попросил прощения у семьи за то, что я затронул эту тему. Но я считал своим долгом ее затронуть для того, чтобы так сказать просто сказать приятное об этом человеке. Я понимаю даже … видите его … не только неприятное, но и приятное вот.
В общем, рано или поздно надо было сказать правду. Что он ушел из жизни сам, и я об этом сказал. Уже одно это, знаете, в моральном отношении для человека, который уважал Семена Кузьмича, это не так-то просто было сделать. Я это сделал. Но я думаю, что я не ошибся. (К сожалению, Владимир Александрович не смог ничего рассказать о том, было ли проведено какое-то расследование обстоятельств произошедшего и насколько однозначно можно говорить о том, что Цвигун ушел из жизни сам. Поэтому просто зафиксируем мнение Крючкова на этот счет, это тоже важно. — Прим. В.Н.)
Я думаю, что у людей, которые переживаю такую болезнь, бывают минуты, когда их поступки нелогичны, и их поступки потом уже как-то не воспринимаются. Видимо под влиянием какого-то момента он совершил этот поступок и в ту минуту он считал, что другого выхода так сказать нет, что он облегчает судьбу и семьи, и друзей, и товарищей и так далее. Кроме того, болезнь его сопровождалась болями сильными. Я это знаю. У него боли были сильные да. Но видимо …. Не выдержал боли знаете. Бывает так. (Важное примечание: о болях деда, и тем более сильных, никто и никогда не упоминал ни из членов семьи, ни из врачей или знакомых. В списке лекарств, назначенных деду в последние месяцы до смерти, нет ни одного обезболивающего. Никаких признаков, указывающих на то, что Цвигун страдал именно от боли в моем архиве нет. – В.Н.)
Я думаю, что, если допустим был бы здоровым человеком, была бы одна ситуация. А когда он был больным человеком и причем ведь еще болезнь задела головной мозг, это уже другая ситуация. (О том, что никаких метастазов в головном мозге у Цвигуна не было, как и рецидива рака, свидетельствует его лечащий врач, академик Михаил Перельман, который был членом консилиума, обследовавшего Цвигуна за 2 недели до смерти. Перельман рассказал об этом и в моем документальном фильме, и в своей книге «Гражданин Доктор». Однако слухи о том, что перед смертью у Цвигуна обнаружили рак, который, к тому же, поразил головной мозг, активно муссировались все годы после смерти деда. — прим. В.Н.)
В 1971 ГОДУ КРЮЧКОВ БЫЛ РЯДОМ С ЦВИГУНОМ, КОГДА ЕМУ ПРЕДСТОЯЛА ОПЕРАЦИЯ НА ЛЕГКОМ
Я помню хорошо, когда мы с Розой Михайловной поехали к нему перед операцией. Посидели на территории ЦКБ, вот кое-что вспомнили. Он знал, что идет на операцию. Мы, конечно, знали, но старались подкрепить как-то его. Я обратил внимание на его мужество. Мы поехали как-то его успокоить, а получилось наоборот, что он успокаивал Розу Михайловну. Все будет нормально говорит, все, я говорит чувствую, я говорит знаю, выдержу. Да. Роза Михайловна записала нашу беседу [на диктофон]. Я с тех пор ни разу эту беседу не прослушивал. Вот, но, когда дело уже дошло до того, что Роза Михайловна могла и не выдержать свидания с ним, он это заметил первый, он стал прощаться, мы простились с ним.
А потом после операции, это было на третий или четвертый день, я уж точно не помню, я посетил его в больнице. Он вел себя мужественно, он был обвязан проводами, трубками, разговаривал. Да сказал, что вот выдержал, ничего, говорит все в порядке. Мне казалось, что он не выдавал свое состояние. На более высоком уровне чем находилось тогда. Я порывался несколько раз уйти, потому что понимал, что нельзя слишком утомлять человека да. Он говорит: нет, посидим, поговорим еще. Потом пришел врач, дал понять, чтобы я ушел. И потом врач покритиковал меня за то, что я слишком задержался у него. А потом встречи были почаще, уже подольше, он быстро как-то вошел в себя да, и я помню Перельман, который делал ему операцию, говорит: ну что, говорит, мы можем гордиться и своей работой, и поведением пациента. Он, говорит, что можно поставить на пьедестал и сделать такую надпись: тот, который преодолел болезнь, победил болезнь. Вот такие слова сказал Перельман.
Ну потом строгий режим, воля. Он волевой человек все-таки был. Очень волевой. И спустя довольно-таки короткое время он встал в строй. После этого прожил он десять лет, даже побольше.
О ПОСЛЕДНЕМ ОБЩЕНИИ С ЦВИГУНОМ
Я последний раз видел, наверное, за месяц, полтора до этого [до смерти]. Была такая короткая встреча. Ну, по телефону, наверное, я говорил с ним дней за 8, за десять. Вот он позвонил мне, и я обратил внимание на то, что он немножко путался в моем отчестве, вот с трудом держал канву разговора нашего да. Я чувствовал, что человек нуждается в отдыхе, что он устал и что видимо болезнь его добивает. Я это понял да.
Позвонил, поприветствовал. Как дела? Поинтересовался одним конкретным вопросом из международной жизни, одним событием. Я объяснил ему. Я даже удивился, что почему он вдруг интерес к этому проявлял. Он поблагодарил за информацию и сказал, что спасибо, заходите, когда будете в центре. Я работал уже за городом в это время. Но, к сожалению, зайти к нему не удалось. Тем более, что я в день похорон Семена Кузьмича должен был выезжать в другую страну, все было обговорено, там ждали меня и поэтому никак нельзя было отложить. И я поехал туда. Но простился. Был в клубе Дзержинского, постоял у гроба. Конечно, жалко было своего товарища, но ничего не сделаешь.
Важное примечание: в своей книге «Личное дело» вышедшей в 1996 году, Владимир Крючков, в частности написал: «Года за два три до кончины тяжелый недуг стал поражать головной мозг, у Цвигуна стала пропадать память, все сильнее давали знать о себе головные боли, пришлось употреблять в больших количествах лекарства, принимать длительные сеансы облучения, периодически ложиться в больницу, прибегать ко все более тяжелым и длительным курсам лечения» (Владимир Крючков, Личное дело», книга 1, стр. 432. Издательство «Олимп», 1996 г.). Это утверждение идет вразрез и со свидетельствами лечащего врача Цвигуна Михаила Перельмана («Никакого рецидива рака у Цвигуна не было»), и со всем, что знали, видели и говорили в семье. Никаких упоминаний о болезнях деда за 2-3 года до смерти не было в принципе, он вел активный образ жизни, очень редко отдыхал, а в санаторий Барвиха они с бабушкой ездили вместе, все это в подробностях фиксировалось в дневниках бабушки, которая, прочитав книгу Крючкова, отметила этот абзац вопросительными знаками.
Как возможно скрывать лучевую терапию, прием тяжелых лекарств, длительное пребывание в больнице, потерю памяти, когда живешь рядом с близкими, тем более, если твоя дочь — врач? Это расхождение пока не имеет объяснения. Возможно, Крючков напутал с хронологией, но все равно есть медицинские показания академика Перельмана — рецидива рака не было и объективно с дедом было все в порядке. Ясность могла бы внести история болезни деда, но она, как я писала в статье «Дополнительные обстоятельства», остается под грифом секретности. — В.Н.
ВЫ БЫЛИ НА МЕСТЕ ТРАГЕДИИ В ДЕНЬ СМЕРТИ ЦВИГУНА? ВАША ДАЧА БЫЛА НЕПОДАЛЕКУ
Нет не приезжал. Я работал уже до этого несколько лет в другом месте, где находился штаб нашей разведки и узнал об этом, в тот же день к вечеру, когда все это случилось. Вот. Я знаю, что туда выезжал Андропов, Цинев, еще кто-то выезжал. Потом уже в пересказе я слышал всю эту историю.
ОБ ОТСУТСТВИИ ПОДПИСИ БРЕЖНЕВА ПОД НЕКРОЛОГОМ ЦВИГУНА
А вы знаете, я интересовался этим, не только я, многие да. И сказали, что согласно нашей практике, советской практике, в частности, вот когда люди уходили таким способом из жизни (предполагается самоубийство – прим. В.Н.), то обычно первые лица подписи не ставили. Вот вы знаете отношение какое у нас к такого рода случаям, вот и коммунистическая мораль какая была, так сказать, относится к этому без одобрения. Я вот недавно смотрел фильм о Пуго. Пуго тоже ведь ушел из жизни, я как раз был в тюрьме, когда это случилось. Мне тогда показалось и сейчас кажется, что лучше бы он этого не делал. Тогда на одного бойца, а он таковым был Пуго, было бы больше. Вот и помимо этого, уже Крючков, и другие там были гэкачеписты так называемые, был бы еще один. Вот, но так случилось. Видимо тяжелые моменты, необычные моменты толкали людей на поступки, которых они бы в другой ситуации ни за что бы не сделали.
БЫЛ ЛИ ЦВИГУН КАНДИДАТОМ В ПРЕЕМНИКИ АНДРОПОВА И МОГ ЛИ СМЕНИТЬ ЕГО НА ПОСТУ ГЛАВЫ КГБ, ЕСЛИ БЫ НЕ УШЕЛ ИЗ ЖИЗНИ ТАК РАНО?
Я думаю, что в политике сослагательное наклонение, наверное, не подходит, потому что трудно гадать что было бы. Во-первых, болезнь Брежнева давала о себе знать и после кончины Брежнева последовали определенные так сказать изменения, события. Но в то время, когда Цвигун болел и ушел, конкретно речь не шла о том, что он [Андропов] должен перейти в ЦК партии. Слухи были. Но конкретных слухов не было. Не было никаких разговоров и о преемнике вот Андропова. Но надо понимать одно: комитет госбезопасности такая политическая организация, такая деликатная, тонкая, живущая по своим лабиринтам знания, что гадать очень трудно и все зависит от того, кто наверху. Потому что команду подбирает тот, кто занимает высшую планку в партийно-государственном руководстве и подбирая команду, он, конечно, имеет в виду прежде всего ряд организаций, от которых многое зависит. В частности комитет госбезопасности. Поэтому как бы все было сказать трудно, да. Но о каких-то планах кадровых перестановок, которые в какой-то мере задевали бы Цвигуна, я просто не слышал тогда.
О ЖИЗНИ СТРАНЫ ПОСЛЕ РАСПАДА СССР
Надо иметь в виду, что за последние примерно пару десятков лет у нас в стране столько перемен произошло. Люди некоторые настолько изменились, что их сравнить с теми, кем они были до сих пор, тогда они, невозможная вещь. Невозможная вещь. Ну кто, допустим, мог подумать, что в республиках отдельных установятся порядки, согласно которым руководители партии становятся богами самыми настоящими? Такого так сказать не было никогда. Кто допустим, мог представить себе, что беспредельные преданные идеалам коммунизма когда-то, совсем даже недавно потом оборачивались к американскому империализму, желанию с ним установить контакт. Такого никто не мог себе представить. Более того, ведь речь идет о том, что нарушаются интересы нашего отечества, нашего государства. Кто-то думает, что Америка днем и ночью печется о том, чтобы мы жили лучше, богаче, содержательнее. Ничего подобного. Она просто думает над тем, чтобы не упустить кусок пирога, который вдруг начнут грызть те или иные страны. А что касается наших кадров, бывших советских, то к великому сожалению, перерожденцев оказалось столько много, они такие виражи сделали в своей жизни, в своей собственной карьере, о которых мы и мыслить не могли.
Я думаю, что родные, близкие Семена Кузьмича Цвигуна, его товарищи по работе могут вполне испытывать чувство удовлетворения от общения с ним. Это достойный человек. Человек, который полностью отдал свою жизнь делу, за которое мы все когда-то боролись. Но вот потом видите, как у нас получилось обрушение Советского Союза. Я представляю, как бы переживал все это генерал Цвигун, он бы не пережил наверное… И нам всем очень тяжело. И я думаю, что если вы создадите фильм о жизни этого человека, то он будет полезен как в историческом плане, воспроизвести ситуацию той страны, так и в этом отношении для тех, кто нам пришел или приходит на смену.
Напомню, что это интервью с Владимиром Александровичем Крючковым было записано в Москве в феврале – марте 2004 г. Часть фрагментов вошла в мой документальный фильм «Генерал Цвигун. Последний выстрел» (реж. А. Вернидуб, телекомпания «Наш взгляд» по заказу РТР, 2004 г.).
А завершить публикацию хочется еще парой фотографий того далекого солнечного дня из 1970-х, когда дачники одного подмосковного ведомственного поселка собрались вместе по какому-то важному случаю.
Как знать, может быть, как и сегодня это тоже был День рождения Семена Кузьмича?
Автор — Виолетта Ничкова
Использование материалов блога разрешено только при наличии активной ссылки на источник
Все статьи блога теперь и в телеграм-канале Генерал Цвигун. Частные хроники — https://t.me/generaltsvigun
Генерал Цвигун. Частные хроники 